Очевидец. Никто, кроме нас - Николай Александрович Старинщиков

— Ключ, — произнес капитан, протягивая руку.

— Я этого так не оставлю — ты будешь уволен! — прошипел Лихунский. Майорские погоны у него на плечах тонко вздрагивали.

— Жду ваш ключ, если не хотите, чтобы мы попросили монтировку у водителя, — повторил капитан, понизив голос.

Лихунский вынул из нагрудного кармана крохотный ключик и, не выпуская его из руки, стал выбираться от окна, ерзая на сиденье. Его словно бы там удерживало мощным магнитом.

Наконец он выбрался, подошел к ящику, нагнулся, щелкнул обоими замками и поднял крышку: аккуратными рядами, вперемешку с продолговатыми водочными и коньячными бутылками, внутри лежала копченая колбаса; бутылка, затем колбаса, затем снова бутылка и снова сервелат — тот самый, что долго не портится.

— А говорил, что у него там штабные документы, — напомнил кто-то.

— Короче, запасся! — произнес капитан и позвал к себе прапорщика Ильина.

— Иди, говорю, сюда. Вещи хватай и сюда. И мои не забудь. — И к штабисту: — Первый раз едете, товарищ майор? Оно и видно… Ступайте на мое место.

И вдоль автобуса, обернувшись:

— Пропустите майора!

Омоновцы недовольно шевельнулись, убирая с прохода кто ногу, кто сумку.

— Иди ко мне, Борис, — снова позвал капитан прапорщика.

Прапорщик поднялся, уступая место Лихунскому, и двинулся вперед. Справедливость восторжествовала.

— Сидит один себе, и ума ему нет, — произнес кто-то позади у Лихунского.

Тот поспешно обернулся, однако увидел лишь множество глаз, смотрящих в упор, с вызовом, и тут же понял, что напролом против этого общества не попрешь — с умом разве что, исподтишка как-нибудь… И еще подумал, что набрали на этот раз какую-то свору — два взвода ОМОНа, взвод Заволжского батальона, несколько оперативных работников, двое саперов, кинолог с собакой, пресс-секретарь УВД с видеокамерой и даже следователь.

Получилась, по его мнению, не команда, а смесь бульдога с носорогом. Подумал, словно сам бывал не раз в подобных командировках.

Пока мы ехали в сторону Самары, мой сотовый почти постоянно пищал: Надежда интересовалась то тем, то этим: взял ли денег с собой, припас ли сухарей — короче, всем подряд, что только придет в голову.

Наденька! Надежда! Никогда я не думал, что эта субстанция станет мне вдруг интересна. Волосы у нее теперь темно-русые, щеки круглые, а глаза зеленые — в них можно утонуть. И еще красивые полные губы над круглым подбородком. Они по-прежнему кривились в усмешке, как и раньше, в тринадцать лет, однако теперь мне все виделось по-другому. Ее лицо постоянно теперь стояло передо мной в окружении волнистых волос.

Добравшись до Самары и обойдя ее стороной, мы расположились на обед, собираясь закусить кто чем может. И уже полезли за продуктами, как снова раздался вопль корявого капитана:

— Не сметь закусывать! Отдыхайте пока! Все слышали?!

В губах у Лихунского шевельнулась ухмылка.

— Боря, где у нас тренога, котел? — спрашивал капитан.

— На месте, командир, — отвечал Боря Ильин. — Даже дрова.

— Тогда разводи…

Минут через сорок в зеленых котелках у нас уже были щи. И мы хлебали их, наслаждаясь горячим варевом и вкусным хлебом из запасов. Капитана звали Евгений Иванович. Фамилия у него была тоже простая — Платов.

Прапорщик Борис оказался замечательным поваром.

— Он у нас постоянно варит, — говорил один сержант. — Как поедет, так и варит. И никогда не спорит. Ему поваром быть бы…

Майор Лихунский, несмотря на уговоры, от щей отказался. Открыл свой ящик, достал палку сервелата, отрезал кусок и, сидя в траве, стал жевать тугое, как посох, солоноватое мясо. Должность координатора от УВД ему явно не нравилась. У омоновца Платова и то, казалось, было больше власти, чем у майора Лихунского.

Таким образом, с остановками на обед, ужин и завтрак, мы прибыли на место в течение двух суток. Три водителя беспрестанно менялись во время движения, особенно ночью. Все трое были аттестованными сотрудниками милиции.

— Чаще меняйтесь, ребята, — беспрестанно напоминал капитан Платов. Иногда он брал в руки рацию, выходил на связь с колонной и останавливал движение, чтобы сменить усталых водителей.

Лихунский молча наблюдал за происходящим, не мешая капитану. А под конец, перед самым прибытием, его скрутило: майор лежал пластом на заднем сиденье, трясясь на неровностях дороги, и вслух молил бога, чтобы доехать живым.

— В животе ноет, — жаловался он. — В глазах рябит…

К нему вызвали врача — худощёкого старшего лейтенанта в пятнистой одежде, ехавшего на медицинском «уазике». Тот ощупал больного, заглянул к нему в рот, прослушал грудь и велел выпить таблетку левомицетина. Но майор отказался.

— Могу предложить носилки, — продолжал терапевт. — За вами следует наблюдать.

— Носилки майору, — скомандовал Платов.

Два сержанта, стуча ботинками, отправились к «уазику». И вскоре носилки уже лежали вдоль заднего сиденья, а майора Лихунского укладывали на них, взяв за плечи и ноги.

— Я сам, — говорил тот надтреснутым голосом.

Его не слушали. Опустили на клеенчатое основание, взялись спереди и сзади и потащили. Ногами вперед. Потом развернулись внизу и понесли все же вперед головой.

— Жалко подлеца — человек все-таки, — произнес Платов, но провожать носилки не стал. Следом за носилками отправилась личная вещь «командора» — зеленый штабной ящик.

«Что меня ждет впереди — одному богу известно, — думалось мне беспрестанно. — Однажды он уже вывел меня из пекла. Интересно, как он обойдется со мной на этот раз?»

Крохотный образ лежал у меня в нагрудном кармане, в материнском платочке, и я ни разу на него не взглянул. Казалось, если я разверну платок, то исчезнет тепло, идущее от платка.

Глава 25

Тепло от платка осталось, зато пропали остатки разума у нашего координатора. По прибытии на место, Лихунский выбрался из санитарного микроавтобуса, и здесь у штабиста возник административный зуд. Он велел всем построиться и стал зачитывать сообщения, поступившие на его сотовый телефон.

— Приказом начальника УВД! — громко и с расстановкой декламировал он. — Присвоить очередное специальное звание «подполковник милиции» — майору Лихунскому Борису Анатольевичу.

Вероятно, он ждал, что ему станут хлопать благодарные подчиненные, однако сообщение не вызвало энтузиазма — было лишь слышно как в отдалении громко орет ворона и шуршат колеса на шоссе в отдалении.

— Так что попрошу, — продолжил майор, — отныне называть меня подполковником.

Пресс-секретарь неотступно следовал за ним и снимал его на камеру. Вероятно, у ведомственного журналиста уже зрел сюжет статьи: «Награда нашла своего героя».

— Второе! Довожу до вашего сведения, что мы прибыли на место! И нам предстоит сегодня же приступить к патрулированию местности, прилегающей к пункту нашего сосредоточения! Таково указание объединенного командования, и я попросил бы…

— На месте разберемся — перебил его капитан Платов. — Нам еще надо определиться